Сергей УРСУЛЯК: «Я к Машкову подошел: «Володя, у нас беда» — он в ужасе, ливень начался... Ситуации, когда на съемках «Ликвидации» Андрюша Краско умер, врагу своему не пожелаю»

(Продолжение. Начало в № 38)

«У Андрюши Краско были пороки, о которых знал он сам, знали его друзья — в общем-то, знали все, и, конечно, режиссеры, работавшие с ним, от этого страдали»

— В 2006-м, как раз во время съемок «Ликвидации», игравший Фиму Андрей Краско умер — для режиссера, который уже запустился, который о своем фильме уже все понимает, это трагедия...

— Да само по себе трагедия, а тут, конечно, мы были поставлены в ситуацию кромешную, потому что Андрюшу я выбирал, я хотел, чтобы он играл...

— С ним много отсняли?

— Не очень. Ну, роль там не такая уж и большая — значительная, но небольшая: всего две серии. Отсняли, может, около половины, Андрюша приезжал, уезжал... (Только Машков все время на площадке сидел, остальные ездили). Краско на довольно долгий срок отпросился, на фестивале был, вернулся и...

— Как, при каких обстоятельствах он скончался?

— Ну, о каких-то сто­ронах актерской жизни я вообще не очень люб­лю говорить, но здесь, так сказать, все очевидно. У Анд­рюши были пороки, о которых знал он сам, знали его друзья — в общем-то, знали все, и, конечно, режиссеры, работавшие с ним, от этого страдали. У меня был с Краско серьезный разговор перед началом, потому что я опасался срывов. Честно говоря, я не люблю пьющих артистов, очень не люблю — при том, что считал, что Андрюша — актер выдающийся, понимал: его привычка может помешать работе. Беседу провел — он пообещал, что все будет хорошо, и действительно, первый блок отработал замечательно, а потом, когда через месяц вернулся, начало было нормальным — и вдруг через день я увидел, что он не в форме.

Пьющих артистов, еще раз повторю, не люблю, но Краско я любил очень, и поэтому хай поднимать не стал, даже не стал на эту тему с ним разговаривать. Подумал, что это случайность, тем не менее смену отменил: сославшись на то, что у нас генератор сломался, снимать его не стал, и тут же дал задание ассистентам, работникам гостиницы, охране, чтобы отслеживали, что происходит, потому что так мы работать не сможем. В холле мои люди сидели, под дверью дежурили, говорили, что вроде все чисто...

Я другую смену снимаю, а потом должен был Андрюша появиться, и тут мне звонят и сообщают, что ехать он не в состоянии. «Как?!». — «Ну, вот так». Я: «Ребята, нужно что-то с этим делом решать — мы ведь не можем отменять работу все время». С Анд­реем была девушка, его спутница, с которой мы, собственно, все эти переговоры и вели. «Надо, — попросил, — из этого сос­тояния его выводить, а я не большой в этом специалист». — «Давайте выводить». — «Как?». — «Нужен врач, но Андрей хочет, чтобы это не в Одессе было, где все его знают, а где-то за ее пределами».

Нашли врача за чертой города, повезли туда Краско, отправили с ним представителя администрации. Я все время по телефону справлялся: «Ну, вы едете?». — «Да, все нормально», а потом мне звонят и говорят, что у Андрюши плохо с сердцем, мол, вызываем реанимацию, и так далее. В дороге все это происходит...

— Кошмар!

---

---

— Через какое-то время, полчаса, что ли, еще звонок: «Все, слава богу, прошло!». Приехала реанимация, откачали... «Вы уже на месте?». — «На мес­те», а еще через полчаса — уже не помню, я позвонил или мне позвонили, — Андрюша умер.

— Шок, да?

— Ну, как так?! Что угодно, только не это! — а дальше я не знаю, что делать, потому что у меня съемка идет, Володя с Ликой (актрисой Ликой Нифонтовой, супругой Урсуляка, которая сыграла Нору. — Д. Г.) после свадьбы возвращаются, я не представляю, как к ним подойти, что сказать. Ну, как-то досняли, я от монитора не отхожу и думаю: вот сейчас надо группе объявить, и... ступор...

Вообще, события эти с трудом восстанавливаются... Помню, к Машкову подошел: «Володя, у нас беда». Опять же, когда человек слово «беда» слышит, думает: ну, камера сломалась...

— ...а это горе...

— ...это просто ка-та-стро-фа, непоправимое. Володя в ужасе был, и тут, слава богу, ливень начался, мы съемку остановили, и это дало возможность как-то прийти в себя. Через 15 минут о случившемся разными путями вся группа узнала, мы все прервали, потому что надо было что-то как-то организовывать... Я врагу своему такой ситуации не пожелаю. Через день мы с Анд­реем простились, в Питер его отправили, и, по-моему, после этого Сереже Ма­ко­вец­кому я позвонил. Может, немного раньше — уже не помню...

«Маковецкий даже тюбетейку такую, как Краско, выбрал. Мы с ним об этом не договаривались — сам нашел»

— Почему ему?

— Даже не знаю. Ну, Сережа — это человек, который у меня многократно снимался, выдающийся артист, у нас неформальные отношения, мы в одно время учились...

— Он понял, что необходим?

— Сразу, без вопросов. Сказал: «Мне сутки нужны, чтобы график расчистил», а тут еще этот жуткий ажиотаж начался: все сразу стали нашей картиной интересоваться, не было отбоя от каких-то кошмарных телевизионных групп, которые все отслеживали, бог знает у кого интервью брали, факты перевирали... Это было чудовищно, плюс мне из Москвы звонили: «Что нам делать? Останавливаем картину или продолжаем снимать?». Все это должен был разгребать я...

— Я вам нехороший задам вопрос: Маковецкий лучше сыграл, чем Краско? Ну просто мне, если честно, представить на месте Сергея Андрея трудно: по-моему, Маковецкий — больший актер...

---

---

— Вы знаете, кто больше и лучше, судить не берусь — весь фокус в том, что Маковецкий это сыграл, а Андрюшка нет. Что получилось бы в результате у Краско, сложно представить. У Андрюши хорошие куски были, он, наверное, был бы жестче, больше с криминальным прошлым, чем Сережка, потому что Сережка мягче. Это два разных персонажа — несмотря на то что роль одна и одеты одинаково: до такой степени, что (поразительно!) Сережа даже тюбетейку такую, как Андрей, выбрал. Мы с ним об этом не договаривались — сам нашел...

Краско, тем не менее, в картине присутствует. Я не хотел это переснимать, решил так и оставить: речь о моменте, где Фиму поднимают и несут в грузовик, — это несут Андрюшу.

...Плохая ситуация, очень плохая! Ужасная еще и потому, что было понятно: рано или поздно все этим кончится.

— Владимир Меньшов — выдающийся, на мой взгляд, режиссер и прекрасный актер, маршала Жукова у вас сыграл: вы ему рисунок роли выписывали или он сам это делал?

— В чем-то, конечно, мы с ним договаривались. В сценарии чуть иначе было написано, чем он сыграл, и мы, естественно, под него приспосабливались. Он поначалу места себе не находил...

— ...еще бы — Жукова играть!..

— ...ему парик не нравился, то, это... Вообще, я с ним очень люблю и общаться, и работать — это третья моя картина с Меньшовым, но он чересчур дергано в это дело входил, волновался. Я бы сказал, даже конфликт между нами был, что меня, честно говоря, удивляло, другое дело, что во Владимире Валентиновиче столько юмора... Многие его боятся, но он безумно добрый...

— ...и мастер!

— Безусловно, и в итоге мы хорошо работали. Сейчас уже трудно определить, кто, что, кому... Что-то, конечно, выстраивал я — я вообще много показывал (вот где первая профессия мне пригодилась), но есть индивидуальности, которые все равно подминают процесс под себя и играют самостоятельно.

— Вы понимаете сегодня, что сняли культовое кино — без лишней скромнос­ти?

— Я понимаю, что это кино, конечно же, любимое, и понимаю это очень хорошо, потому что про него спрашивают, его смотрят, о нем спорят, потому что все артисты, которые даже в маленьких ролях там снялись, любимы и узнаваемы, но так, чтобы с ощущением «здрасьте, я культовый режиссер!» просыпался... Не-е-ет, ежедневно я новые задачи решаю, а они с почиванием на лаврах не связаны, потому вот этого: «А вы знаете, с кем разговариваете?» — не было, нет и быть не может.

«Зачем вы меня все время с Лиозновой, Тихоновым и Броневым сталкиваете?»

— Продолжение «Ликвидации» возможно?

— Я считаю, что нет.

— Почему?

— Потому что это неправильно.

— Тем не менее Балабанов «Брат-2» снял достойно...

— Достойно, но по-другому: я бы не сказал, что это прямое продолжение...

— Те же герои в других обстоятельствах...

— ...и чуть иначе рассказанная история. Я, если честно, первого «Брата» больше люблю, мне кажется, там все точнее угадано...

— ...но и второй ведь классный, прав­да?

— Никто не спорит. Нет, есть варианты, при которых продолжение не хуже, но внутреннего ресурса у меня нет...

— ...сейчас. А завтра?

---

---

— Ну, они ведь, ребятки-то, не молодеют, знаете ли...

— И здорово!

— Ну, как сказать... Не знаю... Я ведь не против «Ликвидации-2», я и тогда говорил, что не против, но дайте историю, которая была бы достойна. Был вариант, который я называю «Новые приключения Шурика», но это другое, был вариант: «Вот мы создали этот мир, а давайте теперь разрушим его и покажем, что на самом деле все по-другому было...», а я не хочу.

— Конечно — такую сказку разрушать...

— Вот именно. Ну, не хочу я, чтобы Золушка оказалась беременной, а принц еще каким-то.

— Вы сняли «Исаева», зная, что были «Семнадцать мгновений весны» по прекрасному произведению Юлиана Семенова. Кстати, Леонид Сергеевич Броневой мне говорил: «Хороший мы фильм сделали, но книга-то какая!»...

— Да-а-а, материал серьезный...

— «Исаева» тяжело было снимать?

— Тяжело психологически, потому что с самого начала ненужные разговоры пошли, мол, тот самый чай, тот самый вкус, и это мешало дико! Это и «Ликвидации» мешало, потому что с «Местом встречи» то и дело соизмеряют. Говорухин меня видеть не мог...

— ...серьезно?

— Ну, по крайней мере, мы в каких-то внутренних взаимоотношениях находи­лись, хотя «Место встречи» — это одно, а «Ликвидация» — совершенно другое. «Исаева» вот постоянное сравнение с «Семнадцатью мгновениями весны» преследует — ну что вы со своими «Мгновениями» пристали? Замечательная картина, я ее обожаю! Конечно же, мы знали, что она есть, конечно же, шли вослед, но у нас совершенно другая история, ни на что не претендующая, не желающая затмить славу, перечеркнуть заслуги и так далее. Сделали — и сделали. Я люблю Юлиана Семенова, люблю это время и детективные романы, но зачем вы меня все время с Лиозновой, Тихоновым и Броневым сталкиваете? (Улыбается). Пе­ре­станьте!

«Сталин и Гитлер похожи, а все-таки не одно и то же. Разные страны, строи, разные жизни и устремления, и разные жертвы — по разным поводам»

— «Жизнь и судьба» по роману-эпопее Василия Гроссмана... Кстати, книга, на ваш взгляд, классная? Это действительно «Война и мир» современности?

— По задумке — да, а вот по результату — нет. Может, если бы ее у писателя не отобрали, а дали возможность над ней работать, она бы в «Войну и мир» выросла, а так — мне кажется, недокручена, недоверчена, очень сильные страницы с тяжеловатыми, скажем так, перемежаются.

— Хотя и у Толстого тяжелых страниц достаточно...

— Наверное, но Толстой 100 раз переписывал, переделывал... Разумеется, в черновиках Гроссмана тоже все черкано-перечеркано, и тем не менее...

— У Толстого просто жена трудолюбивая была — она и переписывала. У Гроссмана, видимо, не настолько...

— Этого не скажу (улыбается), но у Гроссмана, безусловно, какие-то замечательные, уникальные вещи есть. Плюс сама тема, то, что эти проблемы, эти люди лично, как я считаю, меня и сегодняшнего дня касаются, — все это и меня к этой работе и подтолкнуло.

— В романе Гроссмана аналогия между гитлеровской Германией и сталинским Советским Союзом проведена — в фильме вы этого не сделали...

— (Кивает).

— Сознательно?

— Абсолютно.

— Почему?

— Потому что... Знаете, у Достоевского очень много антисемитских высказываний в романах, и я понимаю, что Федор Михалыч, наверное, антисемитом был, но если бы мне пришлось его произведения экранизировать, тему эту я, пожалуй, не педалировал бы, потому что мне она главной не кажется, во-первых, а во-вторых, я не считаю, что Достоевский в этом прав. Вот так же я не считаю, что прав Грос­сман.

— Но ведь Сталин и Гитлер — словно близнецы-братья...

— Похожи, а все-таки не одно и то же. Разные страны, строи, разные жизни и устремления, и разные жертвы — по разным поводам. Я с таким отождествлением не согласен, я не могу снимать картину про то, что одни фашисты борются с другими фашистами, — для меня это не тема, потому что это потянет за собой слишком многое. Тогда фашисты — мои папа и дедушка, потому что и тот, и другой коммунистами были, более того — военнослужащими. Они что же, получается, такие же, как эсэсовцы? Если так, то для меня все перестает быть понятным, я в такой системе координат жить не могу, а что все тоталитарные режимы похожи — правда...

— ...и не Гроссман это открыл...

— Да-да, но я все же не считаю, что Гитлер и Сталин — одно и то же, за что многие в меня так вцепились.

«На Дону особая жизнь была, абсолютно другая национальность, независимая, не знавшая рабства, крепостничества. Отдельная страна, понимаете?»

— «Тихий Дон» экранизировать — слож­но было?

— Не просто сложно...

— ...наверное, адски сложно...

— Точно, потому что, в те края попадая, я понимаю, что ничего нет, даже Дона практически...

— ...тем более тихого...

— Да, все другое! Военное или послевоенное время восстанавливать трудно, тем не менее традиция существует, наработанность, сохранились ППШ, котелки, пилотки, полевые кухни, а с того времени ничего не осталось.

— Но хоть казаки есть — с формой своей, крестами?

— Ну, этого добра, как говорится... Казаки-то есть, но...

— ...не те?

— И не потому, что какие-то не такие, а потому что на Дону в то время особая жизнь была, абсолютно другая национальность, независимая, не знавшая рабства, крепостничества. Отдельная страна, понимаете?

— «Тихий Дон» Герасимова с Глебовым, Быстрицкой, Кириенко, Хитяевой — хорошая картина?

— Да, конечно. Я ее специально сейчас не пересматривал...

— ...понимаю...

---

---

— ...но по ощущениям помню, по каким-то кусочкам, которые на глаза попадаются, а так или иначе попадаются, потому что эту картину показывают, какие-то фильмы про Шолохова или казачество транслируют, куда обязательно отрывки из «Тихого Дона» Герасимова вставлены.

— И как тут от аналогий уйти?

— А от них не уйдешь, тем более уже начали гадости писать, а дальше как снежный ком (смеется)...

— На что замахнулся, да?

— Ну да, на святое посягнул, опять не в свое дело полез... Я просто считаю, что есть великая литература (а «Тихий Дон» Шолохова — это великая литература) и есть время, которое бежит и меняется. 50-е годы — одно дело, 70-е — другое, 2013-й — третье...

— Иной взгляд...

— ...иной подход, иные артисты, другие ритмы, стилистика, и что страшного в том, что это произведение будет экранизировано еще раз?

— Страх может один быть — боязнь провала...

— Ну, провалюсь — ах, Боже мой, какой ужас! И что?

— Волков бояться — в лес не ходить...

— Совершенно верно! Что изменится? Важно, что у нас есть огромное количество молодых артистов, которые могут глубочайшие роли сыграть, шикарный материал есть, на котором кинематографическая группа может настоящие задачи решать, — это полезно для всех!

«У меня нет артистов, которые мне навязаны, которых снимать вынужден. Всех выбираю сам»

— Интересно, а как вы ищете для своих фильмов деньги? Даже Станислав Сергеевич Говорухин, с которым мы дружили, мне признавался, что это большая проблема — найти средства и при этом ни от кого не зависеть...

— Деньги я не нахожу...

— ...они вас сами находят?

— В каком-то смысле да, потому что последний раз я искал их на «Долгое прощание» — это 2004-й год. Потом была «Ликвидация», которая финансировалась «ЦПШ» (известной российской кинокомпанией «Централ Партнершип». — Д. Г.), за ней был по той же схеме «Исаев», сериал «Жизнь и судьба» канал «Россия» спонсировал, и «Тихий Дон» — тоже. Другой разговор, что за эти деньги я отвечаю, мы как-то их утрясаем, потому что всегда не хватает — при том, что на финансирование «Жиз­ни и судьбы», скажем, пожаловаться я не могу. Слава богу, участвовать в этих тендерах-шмендерах, конкурсах и прочем мне не приходится.

— Как же с актерами вы работаете? Вы их любите? Кто вы для них: отец родной, брат, коллега или жесткий начальник, диктатор?

---

---

— Не-е-ет, я вообще человек не жесткий. Конечно, я их люблю — у меня нет артистов, которые мне навязаны, которых снимать вынужден. Всех выбираю сам, поэтому было бы странно не в любви с ними работать. Они разные, по-разному проявляются, но эту природу я понимаю, поскольку сам был актером, жена у меня актриса, дочери актрисы... Страшная жизнь у меня, в общем-то...

— ...да это и не жизнь вовсе...

— Да-да! (Смеется). А вот поэтому артистов оберегать стараюсь и группу настраиваю, что главное у нас — это все-таки они, не мы.

— Какой из ваших фильмов у вас самый любимый?

— Знаете, сейчас рутинное начнется: «Ну-у-у, это же как дети, разве можно?..» (улыбается). Я не назову, понимаете? — я все их смотреть не люблю: это точно, и одну какую-то картину выделить будет неправильно.

«Если о кинематографическом зрителе в России говорить, то он просто в полуживотное превратился»

— Говорухин, царствие ему небесное, жаловался мне постоянно, что зритель в России очень деградировал, что сегодня это лузгающий семечки хохочущий поверхностный обыватель, — это так?

— Это абсолютная правда — если о кинематографическом зрителе говорить, то он просто в полуживотное превратился.

— И что делать, где других зрителей брать?

— Взять неоткуда — их только воспитывать нужно, но это не проблема Говорухина, каким бы он депутатом ни был, не проблема моя, каким бы режиссером я ни был, — это проблема государства. Пока упор на воспитание человека с гляделками сделан, мы ничего не добьемся — это страсть к развлечениям, развлекательности да к наживе, на самом деле. По-легкому денег срубить, а для этого, конечно же, нужно кормить народ тем, что естся...

— ...быстро...

---

---

— ...да, легко усваивается и легко переваривается, и потом снова того же хочется. Необходимо, я считаю, какое-то государственное понимание того, что с этими людьми будущее мы не построим, они хороши для чего угодно, но не для перспективы. Проблему должны решать государство, семья, школа, институт — все-все-все вместе.

— Какое кино вы любите смотреть сами?

— Старое — то, на котором вырос.

— Потому что оно настоящее?

— И потому что в нем есть профессия. Даже в нелучших картинах настоящая профессия видна, у советской власти критерии отбора были...

— ...и халтуры тогда такой не было, правда?

— Конечно — она просто пройти не могла, хотя опять же преувеличивать не надо. Наряду с шедеврами очень средние и совсем плохие появлялись картины, но когда на вершины мы смотрим, понимаем: они были гораздо вершиннее нынешних. Во-первых, потому что это...

— ...система была...

— ...совершенно верно, а сейчас — пузыри на воде, понимаете? Пуф, пуф, пуф... О, смотри, ничего, и еще один вполне ничего, но это не система — случайность.

«Как нет критериев добра и зла, хорошего и плохого, так нет критериев художественного и нехудожественного, стыдного и нестыдного. Любое ничто может сказать, что оно звезда»

— Какие фильмы из прошлого вы можете смотреть бесконечно?

— Ой, их много: какие-то ленты Гайдая, Рязанова, Данелии, Меньшова, Мотыля... Вот это — круг моих любимых режиссеров, чьи работы я пересматриваю бесконечно, с любого места.

— В современном российском кино кто-нибудь из коллег вам нравится?

— Кто-то нравится...

— ...только не помню, кто...

— Нет, почему? К покойному Леше Балабанову прекрасно отношусь — мне это не близко, но я понимаю, что он режиссер...

— ...причем большой...

— ...абсолютно точно! Слежу за тем, что Валера Тодоровский делает: мне это тоже не близко, но это режиссура, профессиональны Велединский и Мизгирев, из тех, кто чуть старше, — Досталь...

— ...Звягинцев — да?

— Безусловно. Опять же это просто не близко мне, понимаете? — но я смотрю, и мне нравится, хорошее кино. Жаль, что все это в линию не выстраивается, всерьез не поддерживается — критерии отсутствуют, и это самая большая беда нашего времени. Как нет критериев добра и зла, хорошего и плохого, так нет критериев художественного и нехудожественного, стыдного и нестыдного. Любое ничто может сказать, что оно звезда...

— ...и все ему верят...

— ...а как опровергнешь-то — без критериев? Сложно так жить...

— Вы дважды женились на актрисах, сейчас ваша супруга Лика Нифонтова — тяжело ли актеру и режиссеру с актрисой жить?

---

---

— Вы знаете, нет. Слава богу, Лика для себя решила, что она актриса, пока она актриса, но главное для нее — это семья, дом, Даша, я, родители, собака...

— Справляется?

— Конечно — успевает все. Бывает ли сложно? Ну, наверное, особенно когда и у нее, и у Даши на выпуске спектакль. Все остальное время — не сложно, потому что друг друга мы понимаем.

— Жена вас хвалит, говорит, что вы гений?

— Боже сохрани! — я бы верить ей перестал.

— Значит, новых ролей не хочет...

— Нет, хочет, но у нас как-то так повелось, что если за «Долгое прощание» я берусь и роли там для нее нет, значит, нет, и если в «Тихом Доне» нет, так и будет.

— И без обид?

— По крайней мере, внешне — да. Не знаю, может, по ночам она рыдает, куда-то уйдя, но я этого не вижу. У меня и дочери не снимаются, хотя их очень люблю. Саша замечательно в театре Пушкина играет, Даша — в «Са­ти­ри­коне». Я люблю их, они хорошие актрисы, но специально при­думывать проект, в который поместились бы жена, дочери и собака, я не хочу, это неправильно.

— Вы просто хорошее кино делать хотите...

— Да, вы правы — максимально, насколько могу. Может, и наступит момент, ког­да решу (старческим голосом): «А сейчас всю семью соберу!», но пока могу этого избегать — избегаю.

«Отец из меня не идеальный совсем, но дед — гораздо хуже»

— Вы хороший отец?

— Всполохами, я бы сказал.

— Местами?

— Да (смеется) — когда вспоминаю, что я отец, но я плохой дед — это вот точно знаю: внучками не занимаюсь, редко их вижу. Отец из меня не идеальный совсем, но дед — гораздо хуже.

— Лет 25 назад на вопрос о Саше Захаровой Марк Захаров мне ответил: «Ну что я могу сделать, если моя дочь талантлива?». Ваши дочери талантливы?

— Да, это я могу сказать абсолютно ответственно...

— ...как специалист?

---

---

— (Кивает). И это легко доказуемо. В «Добром человеке из Сезуана» в Театре Пушкина Саша как выдающаяся актриса играет.

— Ух ты!

— Конечно, этой актрисе режиссер нужен, и Юрий Бутусов замечательно все поставил, но это нужно было уметь сыграть. А Даша сразу в актрисы не пошла, четыре года в Российском гуманитарном уни­верситете отучилась, а потом в Щукинское собралась, и не зря! У меня талантливые девочки, я это вижу, и то, что они мои дочери, ничего не значит и ничего им не гарантирует. Только очень глупый человек может думать: «Ну, понятно, папа ведь режиссер...» — папа-режиссер палец о палец для их профессии не ударил!

— Я в это верю...

— Никуда они с моей помощью не поступали, более того — я даже с просьбой о непоступлении звонил! Роме Козаку, который курс в Школе-студии МХАТ набирал, — про Сашу, когда увидел, что она проходит, проходит, проходит... «Рома, — сказал, — имей в виду, счастливым меня ты не сделаешь!.. Ну, то есть если ты считаешь, что, приняв моего ребенка, сделаешь мне приятно...». Послан я был далеко и больше в это не вмешивался. Дочерям, в общем, не помогаю ничем — это я говорю честно...

— ...да главное, чтоб не мешали...

— Вот! — с этим я абсолютно согласен.

— Самого вас вновь поактерствовать не тянет?

— Нет.

— Даже в своих картинах, в эпизодах, как Рязанов когда-то?

— Понимаете, Эльдар Александрович не артист был, он появлялся, счастливый от возможности что-то сыграть, и делал это так легко и наивно! Второй вариант — Никита Михалков — скажем, в первых «Утомленных солнцем». Огромная роль, замечательно, я считаю, сыграна, прекрасен их дуэт с Надей маленькой — потрясающее что-то, но так, как Михалков, играть я не могу, так наивно в кадре существовать, как Рязанов, не умею (улыбается)...

— ...как Говорухин — тоже не получается...

— Нет, Станислав Сергеевич значительным, монументальным был... Я очень много на площадке играю — показываю всем, и, поверьте, делаю это неплохо, но это совсем другое. Показать, как сыграть, и сыграть — две абсолютно разные природы, а я по природе своей не артист, и в какой-то момент это просто понял. Мне скучно этим заниматься, я не умею делать это всерьез, и хотя у меня данные есть, способности, настоящие актеры — это Маковецкий, Машков, это большая группа тех, с кем я работаю. С ними внутри что-то происходит...

— ...контакт открывается...

— ...типа того — запредельное что-то, а я не из таких. Я могу показать им лучше, чем они эту роль себе представляют, и нуждаются они в этом, я знаю, часто, но сыграть, как они, не то что не могу — даже близко не могу, и мне этим заниматься не нужно.

— Сергей, я благодарю вас за интервью и ваши прекрасные фильмы...

— ...спасибо!..

— Буду «Ликвидацию-2» теперь ждать: у меня все-таки есть ощущение, что пройдет время — и она созреет...

— Буду рад — я ведь сказал, что, в принципе, не против...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter